С. НебогатыйНеобыкновенное путешествие обыкновенных людей
Посвящается моей матери, подарившей мне любовь ко всему живому.
Умное лицо — это ещё не признак ума, господа.
Все глупости на Земле делаются именно с этим выражением лица.
Вы улыбайтесь, господа. Улыбайтесь!
Г. Горин
— О чём эта книга? — спросит меня читатель у книжной полки.— Про путешествие, немножко приключения. Есть в ней много смешного, есть размышления и грустные странички.Она про ЖИЗНЬ.Во-первых, это настоящее путешествие, а не выдумка диванного автора. Фотографии в ней тоже настоящие, сделанные во время описываемых событий. На обложке фотография из двадцатой главы. Действительно жутковатое приключение!Читать книгу — процесс сложный. Я бы даже сказал интимный. Читатель проникает во внутренний Мир автора. Сопереживает событиям, эмоциям. При некоторых допущениях читатель начинает жить с автором одной жизнью. Очень сложно найти своего автора. Автору сложно найти своего читателя.Я не старался понравиться всем. Писал всё, как чувствую, понимаю. Кому-то мои мысли могут показаться непонятными, кому-то чуждыми. Но творить надо не для всех, а для себя. Тогда люди, которые с тобой на одной волне, почувствуют искренность, а это, пожалуй, самое важное.Глава первая.
Как собраться в дорогу и не поссориться с женой
Я слышал, что встречаются очень выдержанные, рассудительные люди, которые руководствуются только принципами целесообразности, легко находят компромисс в самых противоречивых ситуациях и умеют скрывать свои эмоции. Это дипломаты. Их долго учат в специальных учебных заведениях, потом они совершенствуют своё мастерство, представляя свою страну в чужих, порой враждебных государствах. Жаль, что остальным людям не преподают это искусство. Мне кажется, при заключении брака необходимо выдавать инструкцию по пользованию своим супругом, в котором мастерство дипломатии должно занимать достойное место.
Нам предстояла поездка в тропики Юго-Восточной Азии, в это путешествие надо взять всё необходимое. Это же так просто! Мы с жаром бросились укладывать вещи. Когда всё было собрано, гордо посмотрели друг на друга, потом на две кучи вещей из «самого необходимого», весьма напоминающие курганы скифских захоронений или пирамиды древних майя. Справедливое возмущение охватило нас одновременно.
— Ну и куда ты столько набрала? Или ты думаешь зафрахтовать океанский лайнер для своего багажа? — вложив весь имеющийся сарказм, сказал я.
— Я вижу, дорогой! Ты решил открыть в Гонконге магазин подержанной цифровой техники, — с ядовитой улыбкой ответила моя супруга.
Я очень люблю свою жену и считаю её лучшей женщиной в мире, даже несмотря на то, что она всё время путает Гонконг с Бангкоком. Когда она так заблуждается в элементарных понятиях, всегда стараюсь помочь ей разобраться и прийти к истине:
— Насколько я понимаю, цель нашего путешествия — сбор материала для написания книги о далеких экзотических странах, их природе, людях и истории, но не для того, чтобы демонстрировать все виды одежды, которые можно встретить в европейской части нашего материка.
— Не планируешь ли ты ходить там голым, милый?!
На самом деле две пирамиды: одна из фото, видео-принадлежностей, компьютерной техники, опутанная коммутационными кабелями, вторая напоминала склад обмундирования на марше. О перемещении этого всего силами двух человек не могло быть и речи. Я бросился разбирать собранное своей половиной, а она накинулась на мою кучу. Через некоторое время мы торжествующе посмотрели друг на друга и одновременно сказали:
— Вот это другое дело!
— А где тёплые носки и штаны для нас? — жалобно спросила жена.
— Дорогая! Мы едем к экватору. Если ты найдёшь свой старый учебник географии, сможешь совершить для себя открытие: ТАМ ЖАРКО!
— А вдруг будет холодно?
— Так, стоп! А где мои объективы? — взвыл я.
— Зачем тебе тащить столько объективов? Я положила один самый маленький.
В этот вечер наша безоблачная совместная жизнь подверглась, наверное, самому тяжёлому испытанию. Мы спорили, язвили, приводили неопровержимые аргументы, которые натыкались на стену полного непонимания. Природная сообразительность помогала нам постигать азы дипломатии. Когда всё уже было собрано, я устало спросил:
— А это что за чемодан?
— Это наши лекарства! Ты же не хочешь ехать в свои тропики без самых необходимых медикаментов? — в голосе моей супруги было столько уверенного вызова, что я понял: мне не удастся лишить чемодан ни одной таблетки.
Опираясь на весь свой опыт, хочу обратиться со страниц этой книги ко всем путешественникам:
Собратья путешественники! Помните! Чем больше чемодан, тем реже Вы будете заглядывать в него. Вы всё равно переложите нужные вещи в маленькую сумочку, а огромный чемоданище будете таскать, обливаясь потом, стоя в багажных очередях, с завистью поглядывая на «счастливчиков», легко проходящих мимо с небольшой поклажей!
P. S. К моим объективам это не относится.
Глава вторая
Пир. Рассказ про лёгкое
— Знаешь, дорогая, впереди у нас большие свершения, я уверен — захватывающие приключения. Нельзя буднично, обыденно начинать эпохальное событие нашей жизни! Я предлагаю закатить пир из имеющихся у нас припасов, всё равно мы надолго улетаем, не пропадать же продовольствию.
Моё предложение было принято большинством голосов. Работа закипела вместе с кастрюльками, чайниками и мультиварками. Я с восхищением наблюдал за работой своей спутницы, её ловкими движениями, виден был колоссальный опыт и то, что она вкладывает в будничное, казалось бы, действо — душу и любовь...
Когда результаты появились на красиво сервированном столе, я позволил себе сделать смелое замечание:
— Наверное, талант к поварскому делу у тебя не от первого диплома, а с глубокого детства.
— Вот тут ты ошибаешься, дорогой! Путь к совершенству тернист, проходит не одну цепочку неудач и разочарований. Хочешь, я расскажу тебе про одну из них? — не дожидаясь моего согласия, супруга начала повествование.
Рассказ про лёгкое
Когда я заканчивала учёбу в институте, готовясь к подвигам: «…И на весь честной бы Мир приготовила б я пир». Наш деканат предоставил мне такую возможность, направив меня и Таньку, мою сокурсницу на практику в колхоз. Дело в том, что сельским хозяйством в ту пору занимались все: солдаты, студенты, ученые, музыканты, кроме самих колхозников. Именно им на помощь бросались сотни тысяч людей разных специальностей, которые строили коровники, заготавливали сено, убирали урожай, подменяя собой тракторы, комбайны и прочую технику.
Наша задача была несложная — на практике проявить полученные в институте навыки в части
приготовления пищи и кормить учёных «НИИ — не помню чего», отправленных «на картошку», то есть на уборку урожая данного клубненосного представителя семейства паслёновых.
Председательский УАЗик, преодолев десятки километров отчаянного бездорожья, высоко подпрыгивая на ухабах, надсадно завывая мостами в бескрайних лужах, больше напоминавших озера, всё-таки доставил нас к месту отбывания практики. Перед нами стоял полуразрушенный двухэтажный дом из красного кирпича, с покосившимися дверями и останками каменного крыльца. Внутри длинный обшарпанный коридор освещала одинокая грязная лампочка, висевшая на буром от копоти проводе.
— Жить будете здесь, — сказал председатель, указывая на массивную стальную дверь, больше напоминавшую вход в бомбоубежище. — Я называю это «Бункер», такой выдержит атаку танкового взвода с поддержкой мотопехоты. Дверь со страшным скрипом отворилась, за ней оказалась на удивление чистая комнатка с четырьмя железными кроватями, на одной из них возвышались свёрнутые матрасы.
— Запираться будете на этот засов, одному его не поднять, придётся вдвоём… Но зато он любую осаду выдержит!
Председатель знал, что говорит. Лет ему было под шестьдесят, повидал он многое на своём веку и про городских командировочных знал не понаслышке. Большинство командировочных разлуку с женой, родителями или сослуживцами трактуют как возможность расслабиться, отдохнуть от «условностей цивилизации», «семейной жизни» и прочих рамок, ограничивающих в повседневном быту. Чаще всего «отдых и расслабление» начинается уже на вокзале или иной точке отправления в путь. Расслабленного и отдохнувшего командировочного очень тянет к общению, ему просто необходимо «излить душу», лучше всего для этой цели подходит нежная и добрая женщина. Поэтому в купе у проводницы вагона зачастую сидит изрядно «отдохнувший» и долго нудно рассказывает про «стерву-жену», «мерзавца-начальника» и
про то, как ему, такому умному и красивому, нелегко в этой жизни. Не составляли исключение и наши труженики из НИИ.
Для того чтобы человеку стать ученым, необходимо много лет грызть гранит науки, потом писать и защищать научные труды, — одним словом, процесс длительный, трудный, не со всеми получается, а для того, чтобы сделать из ученого колхозника, достаточно одной недели на уборке урожая. Как-то незаметно перебрались наши «светочи знаний» из костюмов в свитера и ватники, обросли щетиной, «Родопи» и «Опал» у них закончились, в углу рта водрузился бессменный бычок «Беломорканала». Все пути-дороги теперь пролегали через местное сельпо (магазин), в котором продавщица Зинка уже была для них закадычным приятелем. По ночам наших командировочных, как и положено, тянуло «излить душу», поэтому
бункер и массивная стальная дверь с тяжеленным засовом пришлись как нельзя более кстати двум молодым напуганным семнадцатилетним девчонкам. Но с первыми петухами бригада учёных колхозников вспоминала о правилах приличия, завтракала и отправлялась в поле на уборку корнеплодов.
Именно в такое утреннее время около дома раздался грохот мотора, потом сигнал клаксона,
на пороге появился председатель с мешком. Мешок он старательно держал подальше от себя, потому что с него капала кровь, оставляя на каменном полу извилистую зловещую дорожку.
— Девчонки! — зычно заголосил председатель. — У вас таз пустой есть? Мы тут корову разделали,
я вам лёгкое привёз, накормите своих оглоедов ужином.
Огромный ком плюхнулся в таз, заполнив его до краёв, председатель прыгнул в машину и умчался. Мы остались перед тазом с этим кровавым кошмаром в полном смятении чувств. Все уроки вылетели из наших голов без следа. Первой нарушила молчание Танька:
— Давай поищем в учебнике рецепты приготовления говяжьих лёгких, таз пока на крыльцо вытащим. Надо будет пол отмыть. Мы направились в бункер, засели за учебник, но минут через двадцать со стороны крыльца раздались весьма странные звуки.
— Такое ощущение, что кто-то вантузом унитаз прочищает, — сказала Татьяна.
— Какой унитаз! Тут дырка в полу над ямой! Удобства во дворе! — отпарировала я.
Мы выбежали на крыльцо и увидели драматичную картину. Местная собака по кличке Эвольвента, явно переоценив свои силы, решила в одиночку разделаться с ливером. Попытка отгрызть кусок ей не удалась ввиду необыкновенной пластичности объекта. Она, видимо, решила заглотить его целиком, нимало не смущаясь тем обстоятельством, что лёгкое было раза в три больше её самой. Мы бросились спасать продовольствие, схватили таз и потащили его. Собака свалилась на бок, покорно волочась за тазом, оставляя за собой широкий след говяжьей крови. Тогда мы поменяли тактику. Обогнули место поединка и потянули Эвольвенту за задние лапы в другую сторону. Та не думала расставаться с добычей, крепко стиснула зубы, обречённо закрыв глаза, и прижала уши. Ливер выскочил из таза — тот, два раза перевернувшись, покатился с весёлым звоном, спрыгнул с крыльца и скрылся под горкой
в высокой траве.
— Нет! Так дело не пойдёт! — подытожила наши безуспешные попытки Танька. — Надо ещё раз менять тактику.
— Слушай, давай оставим «собаке собаково», а «бригаде — бригадово»? — предложила я.
— Это как? — Танька бросила заднюю лапу животного и вопросительно уставилась на меня.
— Возьмём нож, отрежем лёгкое, которое торчит из пасти, сварим его бригаде, а этими остат-
ками пусть подавится. Танька уже скачками неслась на кухню за ножом. Мы отмерили два сантиметра
лёгкого от морды и принялись пилить тупым ножом резиновый ливер.
Возвращавшаяся с работы бригада подошла к крыльцу, с ужасом увидела огромную лужу крови, лежащую собаку и двух девчонок с ножом, склонившимися над местом происшествия.
— Это что же такое делается!? — воскликнул протрезвевший от неожиданности бригадир. — Чем вы тут нас кормить собираетесь? Зачем собаку зарезали!? — услышав звуки знакомого голоса, Эвольвента приоткрыла мутный глаз, виновато вильнула хвостом, судорожно сделала глотательное движение и снова застыла, набираясь сил.
Я торопливо объяснила создавшуюся ситуацию. Со стороны бригады поступило смелое предложение: не дробить объекты, а сварить вместе. Типа будет мясное ассорти.
Ученые-колхозники присоединились к нашей борьбе, попытки отобрать добычу у хищника снова не увенчались успехом. Мертвая хватка собаки оказалась непреодолимым обстоятельством. Всё-таки пришлось резать. Совместными усилиями нам удалось отпилить свою долю. Бригадир спихнул собаку в кусты, мы нашли таз и замочили ливер до той поры, пока не закипит вода в баке. Бак предназначался для стирки рабочей одежды; другой объёмной посуды в хозяйстве не было. Уборщики урожая помогли нам перевалить туда ливер и оправились в магазин, к Зинке. Я тоже пошла отмывать руки. Через минуту влетела Танька с криком:
— Оно вылезает! — глаза у неё были огромные от ужаса.
— Кто? — ошалело спросила я.
— Легкое!
Мы помчались на кухню. Действительно, видимо, набравшись воды под воздействием высокой температуры, лёгкое неимоверно разбухло, наполовину возвысившись над баком.
— Режем! — завопила Танька и бросилась с ножом к лёгкому. Ошпаривая руки, поминутно оку-
ная их в холодную воду, мы отрезали вылезший кусок,
но за ним поднимался следующий.
— Снова режем! — решительно заявила моя подружка, мы опять с остервенением бросаемся
в бой. Разумеется, в этой горячке, мы забыли промыть продукт от песка, добавить в него соли, перца, лаврушки, не говоря о том, чтобы потом поджарить его ломтиками с чесночком и соусом тартар и сопроводить достойным гарниром. Перевалив его обратно в таз, мы водрузили на стол и написали в меню: Говяжье лёгкое, варёное.
Так как это был не первый ужин, приготовленный нами в колхозе, внутри бывших учёных, а ныне колхозников, боролись два чувства: первое — интерес к нам как к молодым женщинам, второе — тихая ненависть к нашим «кулинарным способностям».
P. S. Во время данного происшествия ни одна собака не пострадала.
***
— Но ведь ты готовишь лучше всех в мире! — поразился я, содрогаясь от смеха.
— Видишь ли, дорогой, вышеупомянутый опыт лёг краеугольным камнем в основание пирамиды моего сегодняшнего мастерства.
Глава третья
Полет
Так и тянет на банальности, крылья всякие... в небо... к солнцу... Для пассажира это не совсем так. Когда заранее прибудешь в аэропорт, отстоишь все очереди, пройдёшь все досмотры, потом втиснешься в небольшое кресло — смотреть в маленький грязный иллюминатор уже не хочется. Если и ощущаешь себя птицей, то скорее в зоопарке в клетке, среди таких же несчастных. Вставать нельзя, компьютер ни-ни. Много часов в замкнутом пространстве. Да! Ещё страшно! Мало кто признается, но мысли-то непослушные в голову лезут. Напоминают всякие катастрофы и происшествия. Высоко всё- таки — десять тысяч метров.
Поэтому при любом изменении режима работы двигателя самолёта, при небольшой воздушной ямке я сразу вспоминал «свежий анекдот», или сообщал новые сведения о животном мире тропиков, или … Ну, что угодно, только отвлечь свою благоверную, щёки которой мгновенно покрывала бледность.
К полёту надо подготовиться основательно. Кроссворды, любимая книга, газеты, бумага для записей и ручка, а главное — настольные игры. При правильном чередовании эти занятия отвлекают, скрашивают полёт; если между ними удаётся ещё вставить крепкий сон, можно считать, что первое испытание Вы преодолели.
У нас к вышеперечисленным занятиям добавилась тема для беседы. Читая памятку туристу в Таиланде, мы с интересом обнаружили информацию о том, что несчаст- ный, осмелившийся оскорбить местного короля, получает двадцать лет местной каторги независимо от гражданства, вероисповедания и половой принадлежности. Супруга моя с ужасом посмотрела на меня.
— Двадцать лет! Это же так долго!
— Такое ощущение, что я уже на каторге, — сказал я.
— Милый! Я очень боюсь! Ты же так любишь всех критиковать. Обещай мне, что ни одного слова ни по какому поводу ты не будешь говорить об этом замечательном, чудесном таиландском короле.
— Да, конечно, — неуверенно пробормотал я, а на языке у меня уже так и вертелись самые нелестные замечания в сторону этого монарха.
— Двадцать лет! Подумать только! Двадцать лет! А как же я?! И зачем мы только поехали!
— Послушай, дорогая! Прекрати, пожалуйста, каркать, — я дал страшную клятву: во время нашей поездки не касаться никаких политических, социальных тем, до тех пор, пока не вернусь на российскую землю. А тем временем наш Боинг мягко приземлился на землю таиландскую и изо всех сил старался затормозить на ней, стремительно приближаясь к зданию аэровокзала.
Глава четвёртая
Страна тысячи улыбок
Жители Таиланда называют свою страну «страной тысячи улыбок». При этом они иногда действительно улыбаются. В остальное время пропорции настроений на их лицах соответствуют лицам в других странах. Видел я, пожалуй, народы более жизнерадостные.
Но эти наблюдения рассмотрим позже, а пока…
— Цапли! — радостно воскликнула моя супруга. Цапли неторопливо прогуливались вдоль взлетной полосы, выискивая добычу в траве.
— Во многих южных странах цапли населяют города примерно так же, как наши голуби. В Египте ни одна помойка не обойдена их вниманием, — поучал я, но так увлёкся повествованием, что забыл, как мы вместе с супругой с фотоаппаратами гонялись за цаплями по египетским свал- кам. Недаром ценю её врожденное чувство такта: она почти никогда не заострит внимание на моих повторах.
Тяжёлое пасмурное небо нависало над редкими пальма- ми. Вот-вот и оно обрушится тёплым ливнем. Горячая влажность встретила нас у самого трапа, резко контрастируя с кондиционерами на борту самолёта.
— Тут и без дождя уже весь мокрый, — проворчал я. — Кстати! Мы взяли зонтик?
— Ты же помогал мне собираться. И выложил массу нужных вещей, — торжествующе заявила супруга.
— Мне кажется, у нас заключено не перемирие, а крепкий долговременный мир. Тем более, нет самолётов, способных поднять то, что мы хотели взять в поездку.
— Ладно! Пошли за нашими чемоданами, — вздохнула супруга. Вообще-то, вздыхать должен был я. Мои ноги спасали прочные ручки наших саквояжей: если бы ручки под тяжестью оторвались — упавшие чемоданы неизбежно сломали мне ноги. Именно поэтому я следил, чтобы обслуживающий персонал в каком-нибудь государстве не попытался поднести наш багаж. Мне искренне жаль смотреть на метаморфозы лица несчастного при попытке поднять сей груз. Сначала сбегает улыбка, потом вены набухают на лбу и шее, почти сразу выдвигаются вперёд глаза. Лицо меняет всю гамму возможных окрасок, тогда мне приходится отбирать багаж и тащить самому.
Идти по аэропорту нам не пришлось, эскалаторы бесшумно и быстро пронесли нас через всё огромное здание. Паспортный контроль, багажное отделение. Из толпы кричащих турагентов с табличками мы сразу выбираем «своего». Им оказалась невысокая плотная тайка.
— Я Моль! — сообщила она.
— Я надеюсь летучая? — спросил я.
Острый локоть жены больно ткнулся мне в бок.
— Меня зовут Моль! — радостно сказала встречающая и вручила нам по чудесной живой орхидее в виде значка, чем окончательно покорила мою супругу.
— Очень красивый у Вас аэровокзал, — сказал я.
— О! Да! Наш Король Его Величество Маха Вачиралонгкорн Рама X очень заботится об аэровокзале, — ответила Моль с очаровательной улыбкой.
При слове «король» я сразу замолчал и всем телом своим почувствовал напряжение своей жены. Она умоляющим взглядом посмотрела на меня, а я подбадривающе кивнул ей: «всё в порядке». После чего мы натянули на физиономии дежурные улыбки и следовали за гидом, стараясь не говорить вообще. В ответ на любое обращение мы синхронно кивали, как «китайские болванчики».
За окном нашего микроавтобуса проносились небоскребы вперемешку со зданиями, которые я назвал бы хрущобы. Мимо нас и навстречу двигались разномастные автомобили: от новеньких японских до старых трудяг неопределенного происхождения, очень много пикапов, микроавтобусов и мини-грузовичков. Стайки мокиков, мотоцикликов и прочей мелочи составляли львиную долю участников дорожного движения. Движение это производилось по простым дорогам, но чаще подвесным автотрассам, которые в два, а иногда и три яруса опутывали город. Причём третий ярус располагался выше семиэтажных домов.
Рассказывая о достопримечательностях на неплохом русском, наш гид через каждые несколько слов обязательно упоминала Его Величество — Маху Вачиралонгкорна Раму X. При каждом его упоминании мы вздрагивали.
В промежутках между домами встречались небольшие скверы и парки. Пестрели рекламные щиты.
Наконец, наш микроавтобус въехал в лабиринты небольших переулочков, зажатых меж огромных домов. Ловко лавируя между мотоциклами, торговыми тележками, и пассажирскими мотороллерами, он добрался до отеля, стены которого уходили куда-то высоко в небо. Перед въездом на парковку образовалась пробка, вызванная как раз мотороллером, перегородившим дорогу. Со всех сторон скапливались автомобили и сбегались прохожие, привлечённые динамичной сценой.
Около мотороллера стоял его водитель — небольшой таец и, через каждые три минуты изображая вежливую улыбку, повторял фразу: «Фифти долларс». В ответ маленький полный итальянец разражался гневными тирадами и бегал вокруг, отчаянно жестикулируя. Второй итальянец, такой же черноволосый и кудрявый, как первый, был в два раза выше и крупнее. Он озадаченно переводил взгляд то на водителя, то на своего товарища. Мы выбрались из автобуса и подошли поближе.
— Ке гранде кула!!! Корнуто! Корнуто!!! — бушевал маленький.
— Он называет водителя данного транспортного средства, которое, кстати, называется тук-тук, задницей большого раз- мера и утверждает, что другие мужчины имеют близкие отношения с его женой, — перевел я.
— Фифти долларс, — вежливо улыбаясь, ответил водитель.
— Вай кагаре! Бастардо! Бастардо!!! Бастардо!!! — взвыл маленький, ускоряя бег вокруг тук-тука, отчаянно хлопая себя по ляжкам.
— Он предлагает водителю пройти в туалет и выражает сомнение, что тот находится в прямом родстве со своими родителями.
— Ты так хорошо знаешь испанский!? — восхищённо спросила моя жена.
— Видишь ли, дорогая! — весьма польщенный, ответил я, — Ты же знаешь, что мне довелось много лет работать музыкантом, а в музыке сплошь и рядом употребляются итальянские термины.
— Такое пишут в нотах? — ужаснулась супруга.
— Нет, конечно! Просто мы иногда выступали вместе с итальянскими оркестрами, участники которых после выступления примерно в таких терминах обсуждали прошедший концерт.
— Тен долларс! — большой итальянец впервые открыл рот. — Фифти долларс.
— Путана! — уже завизжал маленький, сел на тротуар, обхватив руками голову, и продолжал причитать. — Кацца рола! Каволи! Фига!!!
— Ага! Первое и последнее обозначения я поняла! — радостно объявила моя жена.
— С первым понятием, думаю, ты угадала, но последнее имеет прямое отношение к анатомии женщин, и, если ты позволишь, переводить не буду. Надеюсь, они договорятся, а нам это послужит уроком. Если садишься в тук-тук или таксиметр, договаривайся о цене заранее.
Произнося эти слова, я от тяжёлого удара слетел с тротуара. Это Моль, схватив мой чемодан в обнимку, уверенно про- двигалась к отелю, роняя зазевавшихся прохожих. Мы поспешили за ней.
Глава пятая
Байоке Скай
Если можно в нескольких словах рассказать об этом чуде, то только следующим образом: «Больше сотни этажей вызы- вающей роскоши с безупречным персоналом в ослепительно красивой униформе, из-под крыши которого открывается не- забываемый вид на весь Бангкок».
Да, такой и есть Байоке Скай — один из самых красивых отелей Таиланда. Оформление документов при заселении прошло неожиданно быстро. Моль вручила нам ключ от номера, проводила до нужного лифта и, одарив на прощание вежливой улыбкой, исчезла.
— А где наши чемоданы? — засуетилась моя спутница.
— Только не устраивайте истерику, мадамочка, — одесский акцент иногда очень хорошо по- лучается у меня, — Вы не на вокзале солнечного Бердичева! Это же европейский отель в самом сердце Азии. Чемоданы догонят нас. Только не стоит забывать подготовить швейцарам чаевые для лечения опорно-двигательной системы.
Кнопка лифта не срабатывала. Зеркала в кабине много раз отражали наши изумленные лица. Я старательно набирал самые немыслимые комбинации кнопок на пульте управления лифтом. Каждое моё движение сопровождалось едкими под- колками моей жены. Вдоволь насладившись моей беспомощностью, она, наконец, снисходительно произнесла: «Ладно, неумеха, пусти меня, смотри, как надо». Она уверенно нажала несколько кнопочек, но лифт и не думал трогаться. Я оказался более деликатным и демонстративно не сказал ни слова, изо- бражая на лице восторг от каждого движения, производимо- го моей супругой. Не знаю, чем бы закончилась эта сцена, но в кабину зашли два пассажира. Вставили электронную карточ- ку ключа от номера в гнездо у входа, нажали цифру своего эта- жа, и лифт поехал.
Номер был настолько продуман и удобен, что сначала не произвёл должного впечатления на наше воображение. В самом деле! Какими могут быть оптимальные ботинки? Максимально удобными, не броскими, но красивыми. В номере всё было продумано, всё на своём месте: двойная кровать, из которой легко можно было сделать две односпальных, ковры, столик журнальный, столик для ланча, телевизор, письмен- ный стол с роскошным зеленым сукном, таким же абажуром на лампе, оснащённый письменными принадлежностями. Этот предмет манил меня. Не в силах сопротивляться, я при- нялся раскладывать свои компьютеры, но тихий стон отвлек меня. Заглянув в ванную комнату, я увидел застывшую в бла- гоговении супругу между двумя душевыми кабинами перед мраморной полкой шириной метра три, с огромным зеркалом и встроенными умывальниками, освещаемыми замысловатыми бра. Она жалобно посмотрела на меня и сказала:
— Всего две ночи!
— Целых две ночи! — ответил я и вернулся к своему сто- лу. По пути я задел штору, она отодвинулась, и представшая картина заворожила меня. Передо мной как на ладони лежал ВЕСЬ БАНГКОГ! Огромные небоскребы чередовались с обыкновенными домами, всё это пронизывали многоярусные эста- кады, по которым сновали потоки транспорта, и так до самого горизонта.
— Мы на каком этаже находимся? — спросил я.
— На семьдесят седьмом, кажется, — ответила мне жена.
— Нет, дорогая! Лично я на седьмом небе!
В дверь номера постучали. Не успели мы сказать «вэлкам», как ввалились два швейцара в ливреях, красные, вспотевшие, в фуражках, съехавших набок. Они грохнули чемоданы на пол и только тогда смогли изобразить подобие улыбок на лицах.
— Милый! А как же ты таскаешь наши вещи? — спросила моя супруга, протягивая швейцарам чаевые.
— Я, милая, таскаю их без всяких чаевых, из глубокого уважения к тебе! Но не будем о грустном. Бежим, осмотримся! Бассейн находился этажей на сорок ниже, небольшой, но зато на открытой террасе. Измученное долгим перелётом тело с наслаждением ощущало тёплую воду. Я почувствовал, как перестало ныть колено, потом другое. Уже лежа в шезлонгах, поглядывая на хмурое небо и нависшие над нами ветви пальм и акаций (это на 36 этаже!) с наслаждением отметил, как возвращаются силы в измученные чемоданами руки. Рядом
блаженно жмурилась и мурлыкала что-то моя супруга.
— Так! Прекратить негу! Подъём! Двигаемся по утверждённому плану: Осмотр отеля, потом осмотр города и ужин.
— Ну почему так сразу!? Ну ещё минуточку... ну, пожалуйста... — на одной ноте заскулила моя спутница.
— Знаешь, дорогая! Вынужден напомнить тебе эпизод путешествия великого Одиссея из-под стен разрушенной Трои к берегам родной Итаки.
— Одиссей! Одиссей! Какой там ещё Одиссей? Здесь так хорошо!
— Да! Именно так говорили его моряки, вкусившие семена лотоса на острове лотофагов. Они сразу забыли свою Родину, свои цели и захотели остаться навсегда на острове забвенья. Наверное, вода в этом бассейне обладает такими же разлагающими свойствами. Посмотри на них, — я указал на группу туристов, расположившуюся неподалёку, густо обставленных пепси-колой, пивом и чипсами, — неужели мы для этого сюда приехали? Вперёд! За мной! Ура! — я сорвался с места, жена моя привычно засеменила сзади. Дальнейший осмотр отеля укрепил наши первые впечатления. Рестораны, бары, магазины, лавчонки на разных этажах. Разномастные жильцы, аккуратный вежливый персонал. Байоке Скай жил в постоянном движении, которое только немного затихало в ночные часы и вновь оживало с первыми лучами солнца.
— Верстаю финансовый план нашего путешествия, — властно сказал я. Финансами в нашей семье распоряжается, конечно, супруга. Она обладает бездной здравого смысла, выдержкой и хладнокровием, но в путешествиях я взваливаю эту нелёгкую ношу на себя, считая каждое путешествие чрезвычайным происшествием, когда верховный главнокомандующий просто обязан брать бразды в свои руки. — Предлагаю разделить его на два этапа, — продолжил я. — Этап первый: доставка экспедиции к острову Бали. Этап второй: непосредственно осуществление цели путешествия — исследование культуры, природы тех островов Индонезии, которые окажутся в зоне нашей досягаемости. Финансирование первого этапа осуществлять предлагаю в усечённой форме.
— Это как в усечённой? — испуганно спросила супруга.
— Так, чтобы поддержать искорку жизни в наших бренных телах. Если нам не хватит денежных средств на наши исследования во втором этапе, мы оба будем считать цель путешествия недостигнутой.
— Кушать-то хоть будем? — жалобно пискнула моя жена.
— Будем! Но не в этом отеле, я думаю — здесь дорого. Произведём осмотр местной кухни в дебрях Бангкока. Завтра у нас экскурсия на крокодиловую ферму, может быть, удастся отбить еду у крокодилов! Меняем семьсот батов, согласно режиму жесткой экономии. За мной!